В недавней статье, опубликованной Project Syndicate, Джеймс Гэлбрейт из Техасского университета в Остине защищает современную монетарную теорию (СМТ) и исправляет некоторые недоразумения, касающиеся связей между СМТ, дефицитом федерального бюджета и независимостью центрального банка. Однако Гэлбрейт не пишет о том, что, наверное, является важнейших вопросом из всех: о политических условиях, необходимых для эффективного воплощения данной теории в жизнь. 

Большой интерес, который сейчас стала вызывать СМТ, объясняется тем фактом, что дефляция – а не инфляция – превратилась в главную проблему центральных банков. Для страны с высоким уровнем долга и большим дефицитом бюджета, например для США, дефляция представляет собой особенно серьёзную угрозу, потому что она приводит к отложенному потреблению и росту беспокойства у должников. Потребители откладывают крупные покупки, полагая, что в будущем цены снизятся. А владельцы жилья, купленного в ипотеку, сокращают расходы, когда видят, что цены на жильё падают, а вместе с ними и принадлежащая им доля в заложенном в банке доме. Такие тенденции тревожат Федеральный резерв, потому что они усиливают дефляционное давление и могут спровоцировать более резкое сокращение расходов, спад на фондовом рынке, массовое сокращение объёмов кредитования.

Современную монетарную теорию рассматривают как способ осуществления необходимых перемен. Она гласит, что правительство может тратить столько, сколько хочет, если оно занимает в национальной валюте, а центральный банк страны может покупать столько государственных долговых обязательств, сколько необходимо (до тех пор, пока это не приводит к неприемлемо высокой инфляции). И защитникам снижения налогов, и сторонникам государственных инвестиций мало что может не понравиться в этой теории.

СМТ резко критикуют экономисты самого разного политического спектра – от Кеннета Рогоффа и Лоуренса Саммерса из Гарвардского университета до Пола Кругмана из Городского университета Нью-Йорка. Все они утверждают, что это политический аргумент, маскируемый под экономическую теорию. Однако Гэлбрейт и Рэй Далио из компании Bridgewater Associates иначе смотрят на СМТ. Далио доказывает, что СМТ совершенно реальна; более того, она является неизбежным политическим шагом во время исторически повторяющихся спадов в долговых циклах.

Достижение политического согласия по поводу того, что и как надо финансировать, крайне важно для эффективной реализации МП3. В период финансового краха или иной чрезвычайной ситуации в стране очень важно политическое единство, а также быстрота действий. Для единства необходим мощный консенсус по поводу того, что именно следует финансировать. А для скорости должен существовать пользующийся доверием институт, который будет направлять расходы.

В начале 1940-х годов, когда США вступили во Вторую мировую войну и победа в войне стала главным приоритетом правительства, Федеральный резерв вошёл в полноценный режим МП3. Он не только устанавливал краткосрочные и долгосрочные ставки по облигациям казначейства США, но и покупал столько государственных обязательств, сколько было необходимо для финансирования военных операций. МП3 стала возможна потому, что война политически объединила страну и дала администрации Рузвельта почти авторитарную власть над экономикой.

Есть критически важный вопрос, на который придётся дать ответ в ходе любых попыток достичь политического единства: какие расходы являются оправданными. Александр Гамильтон, первый в истории секретарь американского казначейства, предложил свой ответ в 1781 году. «Национальный долг, – писал Гамильтон, – если он не избыточен, станет для нас национальным благом». Государственный долг является «избыточным», если он не может быть выплачен, потому что занятые деньги были потрачены таким образом, что они не помогли увеличить национальное богатство в достаточной для осуществления этих выплат мере. Долг, возникающий из-за снижения налогов, выгоды от которого были израсходованы на покупку мегаяхт, почти неизбежно будет избыточным; а долги, сделанные ради повышения качества обучения, поддержания базовой инфраструктуры и борьбы с изменение климата, вероятно, такими не будут. Соответственно, будет легче достичь политического единства, если средства МП3 будут потрачены на такие приоритеты, как образование, инфраструктура или климат.

Политический тест, помогающий обосновать расходы правительства, финансируемые за счёт МП3, очевиден: сочтут ли будущие поколения, что эти заимствования не были «избыточными»? Большинство американцев, которые родились спустя много лет после Второй мировой войны, сказали бы, что долги, сделанные ради победы в этой войне, были оправданы, равно как и долги, за счёт которых было профинансировано строительство системы автомагистралей между штатами (IHS) – она в буквальном смысле проложила путь к повышению темпов роста экономики.

Как показывает опыт 1930-х и 1940-х годов, МП3 – это естественный компонент реакции правительства на мощные долговые спады и спровоцированные ими политические кризисы. Сегодня мы знаем намного больше о том, что именно способствует росту экономики и устойчивости, чем знали в первой половине XX века. Для ускорения восстановления экономики после предстоящего впереди спада нам уже сейчас нужно определить те виды расходов, которые будут в наибольшей степени способствовать устойчивому восстановлению, и которые задним числом будущие американцы будут считать наиболее оправданными. Нам также нужно создать институты, которые будут направлять эти расходы. Это главные шаги для формирования того политического единства, которого требует СМТ. Будущие американцы помогут указать нам путь, чтобы мы смогли понять, что и как финансировать. Нам нужно лишь представить себя на их месте.

Как происходят современные монетарные катастрофы

Современная монетарная теория (СМТ) выглядит как новый подход к экономической политике и сейчас стала острой темой для дискуссий. Эта теория получила поддержку ведущих политиков-прогрессистов Америки, в числе которых кандидат в президенты Берни Сандерс и конгрессмен от Демократической партии Александрия Окасио-Кортес. Но энтузиастам СМТ стоит прислушаться к урокам, которым нас учат страны Латинской Америки, где основанная на схожих идеях политика неизбежно заканчивалась экономической катастрофой 

Сторонники СМТ считают, что Федеральный резерв США должен напечатать много денег для финансирования государственных инфраструктурных проектов, а также программы «гарантированных рабочих мест», которая призвана обеспечить полную занятость. Значительное увеличение госдолга, как утверждают защитники СМТ, не представляет опасности для страны, способной занимать в собственной валюте, например для США.

Такие нетрадиционные взгляды критикуют и кейнсианцы, и монетаристы. Многие уважаемые учёные-экономисты, в том числе Пол Кругман, Кеннет Рогофф и Ларри Саммерс, заявляют, что современная монетарная теория бессмысленна.

Оценить достоинства СМТ трудно, причём по двум причинам. Начать с того, что сторонники этой теории не представили какого-либо единого и подробного описания, как именно их модель должна работать. Как недавно написал Кругман, сторонники СМТ «обычно туманят по поводу конкретных отличий своих взглядов от традиционных и имеют сильную склонность отмахиваться от любых попыток найти смысл в их словах». Кроме того, у сторонников СМТ трудно найти даже намёки на то, как именно такая политика будет работать на практике, особенно в среднесрочной и долгосрочной перспективе.

Впрочем, подобный подход не является беспрецедентным. СМТ – или её варианты – тестировались в нескольких странах Латинской Америки, в том числе в Чили, Аргентине, Бразилии, Эквадоре, Никарагуа, Перу и Венесуэле. У всех этих стран была в тот момент собственная валюта. Их правительства, а почти все они были популистскими, опирались на аргументы, которые были очень схожи с аргументами сегодняшних защитников СМТ. Они служили оправданием для огромного роста государственных расходов, которые оплачивал центральный банк. Все эти эксперименты привели к безудержной инфляции, колоссальной девальвации валюты и соответствующему спаду размера реальных зарплат.

Во всех четырёх случаях наблюдалась схожая картина. Власти печатают деньги, чтобы покрыть очень большой дефицит бюджета, после чего сразу наступает экономический бум. Зарплаты растут (этому помогает значительное повышение размера минимальной зарплаты), безработица снижается. Но вскоре появляются узкие места, цены резко взлетают вверх, причём в некоторых случаях начинается гиперинфляция. В 1973 в Чили инфляция достигла 500%; в 1990 в Перу – примерно 7000%; в этом году в Венесуэле, как ожидается, она достигнет почти десяти миллионов процентов. Между тем в Аргентине инфляция была более сдержанной, хотя всё равно очень высокой: в 2015 её усреднённый уровень составил 40%.

Власти реагировали на это вводом контроля за ценами и зарплатами, а также строгими протекционистскими мерами. Но контроль не работал, и в итоге происходил обвал объёмов производства и уровня занятости. Хуже того, в трёх из четырёх названных стран размер реальных зарплат (с учётом инфляции) резко упал в результате экспериментов в духе СМТ. В рассматриваемые периоды времени реальные зарплаты снизились на 39% в Чили, на 41% в Перу и более чем на 50% в Венесуэле, что сильнее всего ударило по беднякам и среднему классу.

Во всех этих случаях центральный банк контролировали политики – и результаты были предсказуемыми. В Чили денежная масса увеличилась на 360% в одном только 1973, что позволило профинансировать дефицит бюджета, эквивалентный шокирующим 24% ВВП. В Перу в 1989 денежная масса выросла на 7000%, а дефицит бюджета превышал 10% ВВП. В Аргентине в 2015 дефицит равнялся 6% ВВП, а темпы печатания денег превышали 40% в год. У Венесуэлы дефицит бюджета сейчас равняется 32% ВВП, а годовые темпы роста денежной массы, согласно оценкам, превышают 1000%.

При резком снижении спроса на деньги, влияние увеличивающейся денежной массы на инфляцию усиливается. Возникает порочный круг. Одним из серьёзных последствий этого становится быстрое обесценивание валюты на международных рынках. Сторонники СМТ удобно закрывают глаза на тот простой факт, что спрос на национальную валюту резко падает, когда её стоимость обваливается. Однако именно в этом, вероятно, заключается одна из самых главных слабостей этой теории. И именно она делает её применение на практике крайне рискованным.

Опыт Латинской Америки должен стать ясным предостережением для современных энтузиастов СМТ. В разных странах и в разное время бюджетная экспансия, финансируемая за счёт печатного станка, приводила к неконтролируемой потере экономической стабильности. Идеи экономической политики часто столь же опасны на практике, сколь и ошибочны в теории. И СМТ можно приводить здесь в пример.